Ангел в автобусе

 

На улице было не так холодно, но спустя полчаса ожидания на остановке пальцы на ногах успели окоченеть. Причем собравшаяся толпа людей четко указывала что с большим желанием автобуса жду не только я. Наконец долгожданный сороковой показался вдалеке, и все одушевились. С неким волнением (вдруг не влезу) и азартом (а вот хрен! вытолкаю, но влезу!) я по регбийной привычке втолкался в автобус.

Кондуктором был мужчина лет 60-70. Довольно редкий обладатель интеллигентной внешности. С небольшой залысиной и непрокуренным голосом. Этакий мужчина мечты, веди я другой образ личной жизни. Он как-то с полуулыбкой спрашивал за проезд, называя всех «уважаемые», говоря при этом «пожалуйста» и «спасибо».

 В наушниках играла Muscle Museum Muse. Я по обыденной привычке осмотрел салон. Передо мной находилась женщина с невероятно знакомой внешностью. Три секунды мне понадобилось на то, чтобы осознать: это женщина – богиня. Это была некто иная как Сильви Тестю. Самая роскошная женщина. Та, ради кого я все-таки планирую посетить Францию (это несмотря на все мои негативные убеждения, что Франция – это страна педиков и проституток).

Сильви. Это была она. Я не мог перепутать ее ни с кем другим. Первая любовь. Ни разу в жизни я не влюблялся неразделенно. Только в нее. Богиня.

Наверное, я пялился на нее почти неприлично.  Но я наслаждался каждой черточкой ее лица. Изящные скулы, невероятно прекрасные глаза, глаза цвета неба в самый счастливый летний день. Узкие губы, светлые волосы. Лицо ангела, оземленное характерным носом.

Моя богиня….

Я стоял рядом, не в силах поверить своему счастью. На ней была жалкая вязанная шапочка, какие носят сейчас девочки - подростки. Наверное, мы простояли так меньше минуты, но для меня это были самые счастливые секунды в жизни. Ее дыхание, ее глаза, даже эта дурацкая шапочка…все навсегда осталось в моем сознании…наверное даже  в старости, сидя перед камином, я буду вспоминать это момент…

Вдруг неприятный мат, где-то в области средней двери вывел меня из состояния этой влюбленной нирваны. Мат, крепкий, мужской, забористый мат. Я ничего не имею против него, тем более что частенько сам грешу нецензурными словами. Но на этот раз рядом со мной была ОНА. Женщина, спустившаяся с неба. И ради чего? Чтобы услышать пятиэтажный какого-то пьяного мужика? Нет. Ангелы этого не заслуживают.

Пара секунд и стало понятно, что ублюдок ругается на добрячка – кондуктора. Возмущение выросло в десятки раз.

- Я, блять, тебе, хуесос, сколько раз должен говорить, что у меня проездной? Старое дерьмо, мог и запомнить. Я, блять, давно еду!!!!

- Вы так и не показали мне свой проездной. Вы понимаете – это моя работа, – максимально вежливо пытался объяснить кондуктор.

Вся моя проблема – я не настолько вежлив. Я врежу разок этой пьяной роже, чтоб сначала заткнулся, а потом еще и извинился. Я начал продираться сквозь толпу.

Вы когда-нибудь пробовали двигаться с ускорением, если вокруг вас ни сантиметра свободного пространства? Я ощущал, будто снова играю в регби, но буду честен – на поле гораздо легче заносить попытки, чем врезать уроду в переполненном автобусе.

Внезапно двери раскрылись. Оказывается мы достигли очередной остановки. Пьяный ублюдок, продолжая материться на кондуктора, скрылся в снегопаде.

Я бросил взгляд на кондуктора. Он стоял опустив голову. Его костюм серого цвета. сшитый еще в советском союзе, рубашка в полоску, кожа головы, блестящая в тусклых лампах. Я ощутил жалость, несправедливость. Подойти к нему, подбодрить? Сказать, чтоб не обращал внимания, что он молодец, что не опустился до его уровня? Но черт возьми! Я просто не смогу добраться до него. Тем более, я представил себя на его месте. Когда я в расстроенных чувствах, меньше всего мне хочется, чтобы кто-то подходил и успокаивал. Да и потом что я ему скажу? « Я бы за вас заступился, но не успел, он вышел».

Я тяжело вздохнул и стал искать глазами моя богиню. Она уже стояла ближе к передней двери и держалась за поручень. Еще минута и она тоже уйдет из моей жизни. Как же четко я это осознавал! Я старался, изо всех сил пытался запомнить ее. Насладиться каждым НАШИМ моментом, несмотря на то, что теперь между нами стояло около десятка людей. Двери открылись и она вышла.

Следующая моя остановка. Кондуктор до сих пор сидит свесив голову. Он не спрашивал ни проездные, ни деньги у вновь зашедших.

Когда вышел, я специально прошел рядом с окном, где сидел кондуктор. Он поднял на меня глаза, я не увидел в них слез. Только грусть. Но эта грусть была такая, что мне расхотелось жить. Я постарался улыбнуться ему. Наверное, это была не сильно воодушевляющая улыбка, потому что он продолжал смотреть на меня тем же взглядом. Автобус уехал. Я остался. Как много во мне изменила эта поездка до дома.

Минздрав предупреждает

Он сидел в кресле напротив окна и смотрел, как падающий снег белыми точками выделяется на фоне черного зимнего неба. Он не стал включать свет, когда вернулся с улицы, а сейчас жалел об этом – уж очень не хотелось вставать.

«Ну да ладно» – подумал он со свойственным ему полудетским пофигизмом и глотнул уже остывший кофе.

«Еще одну сигарету, еще десять затяжек – сказал он сам себе и достал из кармана брюк пачку с гигантской надписью «Минздрав предупреждает», – и жизнь снова наладиться».

Но ни после десятой затяжки, ни после двенадцатой, ни после еще одной сигареты и еще одной жизнь не изменилась. В голове у него роились мысли. Это был один из тех моментов, когда нужно было жить дальше, несмотря на дикую боль и одиночество.

« Теперь мне надо научиться жить одному» - от этой мысли ему стало страшно и одиноко. 

Несмотря на свой пятый десяток, он был невероятно наивен. Осознание этого факта больно отозвалось в груди, там, где как он думал находится сердце.

«Это надо же быть таким дураком! Я ведь к ней всей душой. А она…. Она…. Какое гнусное предательство – уйти к  мужу» - от этой мысли он грустно усмехнулся.

А чего он ждал? Что он мог дать этой полуженщине – полубогине? Скромный оклад младшего ассистента или свой внутренний мир, ограниченный любовью к регби и рому? Как любой мужчина, он был довольно тщеславен и даже и не задумался, чем он зацепил такую женщину как она. Когда они стала встречаться, он воспринял это как нечто само собой разумеющееся.  А теперь, стоя на пороге депрессии, стал потихоньку осознавать, что с ее стороны все чувства были не более чем желанием разнообразить свою тривиальную жизнь. Или – и вдруг волосы у него встали дыбом – это была обыкновенная жалость. Кем он был в ее глазах? И кем он является на самом деле? Он резко вскочил на ноги и, включив свет, подбежал к зеркалу. На него смотрела безобразная, перекошенная, какого - то синего цвета морда со смятой сигаретой в зубах. От отвращения от резко выключил свет и снова сел в кресло. Выкинул это мятую сигарету и прикурил еще одну.

"Надо что-то делать – в первую очередь с собой".

Странно, но теперь он совсем не думал о ней. В нем говорил тот горделивый эгоизм, благодаря которому Наполеон завоевывал страны.

Еще пять сигарет…. Одна за другой, одна за другой…. Внезапно туман рассеялся и вся ситуация кристально прояснилась. Словно давно искомые истины стали приходить в голову идеи, как он может выбираться из разряда неудачников и дураков.

Он потушил сигарету. Вот теперь жизнь изменилась. Он взглянул в пепельницу – 2 пачки «Kent» за раз. Многовато, тем более что он уже не в том возрасте, когда можно наплевательски относиться к своему здоровью. Тем более что врачи предупреждали его о проблемах с сердцем, о которых он успел позабыть пока был с ней. Он снова встал с кресла и включил свет. Подошел к зеркалу. Теперь на него смотрело его уставшее, щетинистое, но довольно приятное лицо, такое непривычное без улыбки. Он улыбнулся.

«Завтра – сказал он громко, глядя на свое отражение – новая жизнь. Брошу курить, побреюсь, займусь спортом и перестану быть тем инфантильным небритым неудачником, которого все видят во мне». Он еще раз улыбнулся свои мыслям о грядущих переменах.

Но вдруг дикая боль поразила его грудную клетку. Он схватился за то место, где, как он думал находится сердце, и согнувшись умер прямо перед зеркалом.

Завтра, когда его найдут,  романтики скажут – он умер от неразделенной любви.

И только циники напомнят, что Минздрав ведь предупреждал